Имя Кабира (1440-1518), великого поэта средневековой Индии, хорошо известно каждому индийцу, известно оно и за пределами Индии. Он жил в эпоху, когда две культуры — индуизм и ислам — сливались в интересный и своеобразный феномен культуры — индо-мусульманский синтез, который повлиял на разные области жизни индийцев: религиозную, философскую, литературную, художественно-изобразительную. Неудивительно, что в поэзии Кабира ярко проявился этот синтез. Признание им возможности для каждого человека личного общения с Богом фактически отрицало правомерность кастовых и имущественных привилегий, уравнивало всех людей перед лицом единого Творца. Он, рожденный индусами, а воспитанный мусульманами, неустанно повторял, что он не индус и не мусульманин. Не принимая обряды и обеты обоих сторон, Кабир говорил: «...Бог не в храме, а в сердце человека». «Умирая, хинду взывают: «Рам!» Мусульмане — «Кхуда.'» Говорит Кабир: «Тот будет всегда жив, для кого оба имени значат одного Бога». «На востоке живет Хари, а на западе обитель Аллаха. Вглядись в свое сердце, там ты найдешь и Карима, и Раму. Откуда пришли хинду и мусульмане? Кто повел их разными дорогами?»

Путь к спасению он видел не в соблюдении обрядов и изощренных физических упражнениях, а в духовной чистоте, искренней любви к Богу; именно Его личность находилась в центре внимания Ка-бира. Отказываясь от внешнего бо-гопочитания, он признает опыт единения и возможности созерцания Бога, основанный на любви.

Мятежные речи поэта восстановили против него брахманов, мулл, дервишей, лжесвятых. По наущению богословов разных толков Кабир неоднократно подвергался гонениям. Но несмотря ни на что, прожил долгую жизнь, оставив нам бесценный дар своего творчества, которое актуально и в наши дни.

Согласно индуистской традиции, Кабир был сыном вдовы брахмана, которая, чтобы скрыть позор, бросили его на берегу Ганги, где его нашли ткач-мусульманин Ниру и его жена Нима. Они-то и взяли к себе на воспитание мальчика — будущего известного поэта.

Мусульманская традиция сообщает, как один брахман привел к Рама-нанде (индийский философ и проповедник 1400-1470 гг.) свою дочь-вдову, и Рамананд, несмотря на ее вдовство, предрек ей рождение сына. Вскоре у брахманки родился прекрасный мальчик, но она, боясь позора, отнесла младенца на берег озера Лахар Талиб и оставила его там. Проходившие мимо Нима и Ниру взяли подкидыша на воспитание. Чтобы наречь ребенка, они пригласили кади (мусульманского богослова). Кади открыл Коран и нашел там сразу четыре имени: Кабир, Акбар, Кибра и Ки-булия, все они означают «великий» и служат только для прославления величия Господа. Кади казалось невероятным назвать сына бедня-ков-ткачей таким возвышенным именем. Он стал перелистовать Откровение в поисках иного имени, но, увы, везде он читал: Кабир, Акбар, Кибра и Кибулия.

Существуют и другие версии его рождения. Говорят, что однажды гуру Рамананд, проходил мимо озера Лахар Талиб, увидел странное сияние, исходящее от поверхности воды. Рамананд изрек, что такое сияние может исходить лишь от ребенка, которому суждено стать великим святым. Мусульманская чета ткачей — Ниру и Нима, пришедшие на берег озера, увидели прекрасного малыша, плававшего на листе лотоса. После некоторых сомнений они решили усыновить младенца, так как сами были бездетны. Ребенок изрек, что он послан семейству ткачей из-за благих деяний доброго Ниму в предшествующей жизни, и сам он явился в мир, дабы еще раз попытаться спасти человечество от нескончаемых страданий иллюзорного бытия — круга сансары.

По преданию, у Кабира было двое детей — Камал и Кумали, мальчик и девочка. Однажды Кабир вместе с шейхом Такки сидел на берегу Ганги. Вдруг он увидел тело мертвого ребенка, плывущее по реке. Кабир вытащил ребенка и оживил его. Шейх был ошеломлен и сказал: «Ты совершил сегодня чудо (камал)». На что Кабир ответил: «Что ж, пусть дитя носит имя Камал».

Разумеется, такой человек, как Кабир, не мог спокойно жить и проповедовать. Он был обречен на преследования властителей и клевету завистников. Однажды к султану Сикандару Лоди явилась толпа недоброжелателей Кабира — мусульман и хинду. Они шли средь бела дня с пылающими факелами и кричали, что все царство пребывает во мраке из-за гнусной проповеди Кабира, который не уважает ни одной из религий и сам полагает себя Брахманом и Великим Учителем. Разгневанный султан призвал Кабира, но тот не спешил предстать пред ним, заявляя, что для него Государь — один лишь Рама. Кабир придерживался учения ниргун-бхакти, то есть Любви к невоплощённому Богу — Абсолюту, не обладающему формой, качествами и атрибутами (ниргун), и часто называл его Рамой, но это не тот хорошо известный Рама — герой эпоса «Рамаяна», а одно из имен Непроявленного Абсолюта.

Кабир мечтал о справедливом обществе, в котором блаженство обретает только тот, кто не гонится за мирской славой, считает других равными себе и неуклонно следует своему долгу. Основой этого общества должны стать не только бхакти (любовь к Богу), но и пре-ма (взаимная любовь всех людей). Бог должен находиться в сердце человека, чтобы сердце могло через любовь к Богу проникнуться любовью к людям.

Когда, наконец, поэт был доставлен во дворец, Сикандар Л од и спросил его: «Отчего не боишься ты моего гнева, почему не пришел по первому зову?» — «Я смотрел чудный спектакль», — отвечал ему Кабир. «И что же ты видел?» «Я видел часть мира сквозь игольное ушко, через которое прошли тысячи верблюдов и слонов». «Ты лжешь!» — воскликнул разгневанный султан. «Знаешь ли, Владыка, — отвечал Кабир, — как велико расстояние меж землей и раем? Знаешь ли ты о Шах, сколько живых существ разгуливают по этим просторам? И меж тем все они отражаются в глазах Верного. Разве не похож глаз святого на игольное ушко?»

Сикандар Лоди, сраженный мудростью поэта, отпустил его с миром.

Однако шейх Такки, придворный султана, был раздосадован успехами Кабира при дворе и не переставал оговаривать поэта перед своим властителем. Он утверждал, что бенаресский проповедник сеет смуту и искушает как хинду, так и мусульман, и, полагая себя воплощением Божества, впадает в оскорбительную для Аллаха ересь. Особенное недовольство окружающих вызывало то, что Кабир не желает жить ни как хинду, ни как мусульманин, но утверждает, что Бог обитает в каждом сердце. Мало того, он, бедняк, человек презренной касты, называет себя Кабир — Великий, хотя так приличествует называть только Бога или падишаха.

Сикандар Лоди снова призвал к себе поэта-ткача и спросил его: «Какою твое настоящее имя, работник?» Кабир ответил: «Имя мое — Великий, имя мое — во всех трех мирах, вода, воздух и времена года — все это Я. Я — создатель Вселенной». Султан растерялся. Такого ему еще не доводилось слышать. И, чтобы впредь более никому не повадно было воображать себя создателем Вселенной, он приказал заковать Кабира в цепи, привязать на шею камень и утопить в Ганге, что и было-исполнено. Возликовали враги Кабира, когда он исчез под водой. Но через мгновение люди на берегу увидели Кабира сидящим на оленьей шкуре и плывущим против течения.

Далее его пытались сжечь. Кабира посадили в железную клетку и разожгли костер. Но пламя не достигало святого, и он ежился от прохлады. «Он колдун, чародей и маг», — кричали завистники. Султан испугался и велел, связав по рукам и ногам, бросить его под ноги разъяренному слону. Слон, однако, даже не приблизился к Кабиру. Взбешенный султан сам уселся на слона и двинулся на поэта. Однако Кабир, сколь ни плачевно было его положение, не испугался, а слон, приблизившись к нему, встал на колени. Тогда уж и Сикандер Лоди, испугавшись, пал ниц пред Кабиром и разрешил поэту расправиться с его врагами по собственному усмотрению. Но, дабы подобное не повторялось впредь, властитель изгнал поэта из Бенареса, приговаривая: «Так будет спокойнее».

Поэтическое наследие Кабира распределяется между двумя традициями — устной и письменной. К устной традиции относятся в первую очередь те стихи-гимны, которые бытуют в среде его религиозных последователей — членов ордена кабирпантх. Сюда же следует отнести афоризмы и изречения Кабира, распространившиеся далеко за рамки ордена в широких массах Северной Индии, и в какой-то мере слившиеся с фольклором. Такие произведения обычно невелики по объему (преобладающую долю их составляют двустишия), но довольно многочисленны.

В письменную традицию включены собрания речений Кабира — «Бид-жак», «Кабир Грантхавали», а также гимны, вошедшие в священные книги различных традиций, как, например, включенные в священную книгу сикхов «Адигрантх». Самым важным собранием Кабира является «Биджак», который является важнейшим объектом поклонения и священной книгой ордена кабирпантх.

Один из главных мотивов, повторяющихся в стихах Кабира, — нравственное совершенствование человека, что должно привести к улучшению мира в целом. Истинная вера заключается не в формальном соблюдении религиозных • обрядов и предписаний, а в «очищении сердца».

Мысль о том, что любовь «повсеместно растворилась», особенно дорога Кабиру: Любовь и Правда не в святых местах — они всюду, Любовь и Правда; и прежде всего — в повседневных делах человека. Особое место в творчестве Кабира занимает лирическая символика любви, связанная с разлукой — «вираха». Концепция разлуки, в основе которой лежит идея страстного желания соединиться с Божественной Душой, нашла яркое отражение в традиции бхактов и суфиев. Кабир, как и поэты-суфии, подчеркивает единство разлуки и любви, их неразделимость, стремление одного раствориться в другом. И в этом проявляется общность концепции любви Кабира и суфийской лирики. Квинтэссенцию стихов и жизни Кабира составляет идея любви к Богу, любви равной и всеобъемлющей. Святой поэт учил, что человек не раб божий, а друг; не раб, склоняющийся перед ним, а любящий, который видит в нем свою опору. Вера в единство человечества и ценность служения Единому Богу, находящемуся в сердце каждого человека, является основой подвижнической жизни Кабира.

Согласно легенде, Кабир жил 119 лет, 5 месяцев и 27 дней и ушел из жизни в 1518 г. в местечке Маг-хар, недалеко от Горакхпура. По преданию, все, умершие в Магха-ре, обретают спасение. Когда Кабир почувствовал приближение смерти, он стал собираться в Маг-хар. Весь город был охвачен печалью, и люди просили святого не уходить из Бенареса. Однако Кабир ответил, что каждый должен умереть там, где ему должно, а тот, кто расстается с жизнью в Магха-ре, будет жить вечно.

Ученик Кабира раджа Бир Сан-гха, узнав о том, что учитель идет в Магхар, собрал свое войско и пошел навстречу гуру. Правитель Магхара, мусульманин Биджли Хан, тоже с нетерпением ожидал прихода Кабира.

Святой пришел в Магхар в сопровождении тысяч своих последователей и учеников, рыдающих и посыпавших голову пеплом. Кабир поселился в маленькой хижине на берегу реки Ами. Войдя в нее, он приказал принести ему два покрывала и цветы лотоса, велел закрыть за ним дверь и оставить его в покое. Однако вскоре вломился раджа Бир Сангха и стал умолять Кабира дать разрешение после его смерти совершить обряд по всем законам индуистской религии, т.е. предать тело огню. Но тут же явился мусульманский наваб Биджли Хан и возопил: «Похоронить учителя по индийскому обряду! Лучше все мои воины полягут костями на этой земле! Я похороню учителя, как заповедовал пророк Му-хаммад». Кабир воскликнул: «Будьте разумны! Не обсуждайте между собой этот вопрос и не беритесь за оружие!»

Ученики, пристыженные, удалились. Когда, спустя некоторое время, люди вошли в хижину, они не обнаружили тела Кабира. На смертном одре лежали лишь два покрывала с разбросанными на них цветами.

Индусы взяли одно покрывало с цветами и предали его кремации, а пепел по сей день сохраняется в Бенаресе. Второе же покрывало мусульмане захоронили в Магха-ре. Впоследствии там были выстроены два белоснежных надгробия: одно индусское, другое — мусульманское.