История Харькова, второго по величине города Украины, официально насчитывает чуть более 350-ти лет. Однако, как и всякий уважающий себя мегаполис, он уже давно имеет и свой пантеон героев, и немалый набор легенд, мифов и исторических заблуждений.Могучих фортов, старинных замков и дворцов с привидениями в Харькове нет. И старинных городских усадеб с бледным призраком погибшей от несчастной любви «панночки» почти не осталось. В условиях столь небогатой реальности мысли и взор романтиков все чаще устремляются в мир иной, большинству неведомый, — под землю. Одним из наиболее живучих (а в последние годы еще и искусственно культивируемых) оказался миф о существовании в недрах города густой сети катакомб, подземных ходов и пещер всех времен и народов.
«Харьковские подземелья имеют четыре временных уровня, — с одержимостью твердят сотрудники местного национального университета им. В.Н. Каразина (не самые опытные, зато склонные к эпатажу и жаждущие славы Эванса и Шлимана). — Древнейшие — это примитивные пещеры, которые датируются еще дохристианскими временами. В них обнаружены остатки языческих захоронений. Вторые прорыты в XII-XIII вв., что является косвенным подтверждением того, что наш город был основан значительно раньше, нежели это принято считать сегодня. Третий и наиболее активный период подземного строительства относится к петровской эпохе. Четвертый — сооружения советского периода».
Древнейшие сооружения «дохристианских времен», до сих пор так и не предъявленные специалистам, пытаются представить остатками гипотетического дославянского «прото-Харько-ва», не имеющего в истории ни достоверных письменных, ни археологических подтверждений. Имя и факт существования такого «города» науке доподлинно не известны, равно как и народ, якобы положивший ему начало. Местные археологи в глаза не видели ни упомянутых пещерных «языческих захоронений», ни сопутствующего им предметного материала. Отсутствие природных карстовых лабиринтов и рукотворных выработок несуществующего ракушечника апологетов мифического «ката-комбного города» не смущает. Его основателями традиционно считали половцев или хазар, а затем — загадочных «черных хорватов» (герков, керков или керкетов). Недавно к ним добавили еще и гуннов во главе с легендарным Атиллой, его сестрой Харькой и старшей женой Керкой. Быть правопреемником и наследником злополучной варварской Харьки никто, конечно, не жаждет. Зато городу в связи с этим можно приписать уже не 350, а 1600 лет истории!
Подземелья XII-XIII вв. («косвенные подтверждения древности Харькова») на этом фоне заметно блекнут. Их традиционно связывают с известными памятниками Киевской Руси — Донецким и Харьковским городищами, находящимися ныне на территории непомерно разросшегося мегаполиса. С Донецким — проблем нет: данные многочисленных археологических раскопок однозначно (а главное — доказательно) определяют его как славянское поселение, уничтоженное нашествием монголотатар. С Харьковским — сложнее. Всем якобы известно, что находилось оно на месте нынешнего центра города, но примыкало почему-то к реке Лопань, а не Харьков. Не обнаружено и достоверных находок, однозначно подтверждающих его существование. Как утверждают «знатоки»: «Беда состоит в том, что в центре Харькова никогда не велись археологические раскопки». Велись! И неоднократно! В 1920-е годы — профессором Харьковского университета А. Федоровским на месте бывшей Торговой площади (ныне площади Розы Люксембург), а в начале 1970-х — в ходе масштабных работ по строительству Харьковского метрополитена. Нашли тогда и дубовые бревна — остатки стен Харьковской крепости XVII—XVIII вв., и даже зубы и бивни мамонтов, вымерших за десятки тысяч лет до ее сооружения. Не нашли только остатков Харьковского городища и его знаменитых подземелий, в которых якобы «во время татарского нашествия и спаслись остатки жителей древнего Харькова».
Военно-казацкое происхождение ходов времен Харьковской крепости XVII — начала XVIII веков выглядит более убедительным и функционально обоснованным. Правда, начертанная «искателями» разветвленная сеть «Подземных ходов эпохи Петра Великого» не согласуется с «мощью» 12-пушечной деревозем-ляной крепости и малой численностью ее гарнизона. Харьков все-таки не Псков, не Смоленск, не Москва и не Нарва. И уж тем более — не Кенигсберг, Торн, Познань или Бельфор. Харьковская гора — не скала, и без укрепления каменной или кирпичной кладкой катакомбы просто не существовали бы. Под воздействием природных факторов они бы обвалились, не простояв и десятка лет. А произвести необходимые для облицовки сотни
тысяч (а то и миллионы) штук кирпича тогдашние заводы были не в состоянии. Да и какой смысл загонять кирпич под землю, вместо того, чтобы использовать его для сооружения крепостных стен и бастионов? Энтузиасты-«фортификаторы» об этом скромно помалкивают.
Все, что до сего времени смогли обнаружить и предъявить жаждущей сенсаций общественности, в действительности представляет собой прозаические подвалы XIX — нач. XX веков, соединенные в отдельных местах подземными переходами. Аналогичную кладку и фактуру облицовочного материала (красный обожженный кирпич заводского производства) без труда можно увидеть даже не в подвальных, а в цокольных этажах не самых старых зданий в центре Харькова. В свое время эти кварталы были переполнены торговыми домами, лавками, магазинами и мастерскими ремесленников. Путь расширения площадей и владений многие видели не в увеличении этажности, а в подземном способе. Им и пользовались. Одни винные подвалы торгового дома «Жевержеев и сынъ» дорогого стоили, не говоря о подвалах колбасных (на колбаске папа и сын зарабатывали почти миллион рублей в год!). А склады и переходы под разрушенным в годы войны многокорпусным Пассажем легендарного купца Пащенко-Тряпкина?
В начале прошлого века многочисленные слухи, легенды и мифы о «катакомбах» попытались серьезно проанализировать и даже оформить в виде научной концепции. В 1902 году профессора Харьковского Императорского университета Щелкови Леваковский обследовали большинство выявленных к тому времени фрагментов подземелий и даже составили их схему. Выводы напрашивались сами собой: гипотеза о единой широкомасштабной системе подземных сооружений Харькова рухнула, а сами «ходы» оказались не такими уж и древними. Зато на редкость прочными и удобными — предприимчивое и оборотистое купечество оборудовало их для хранения пива, рыбы и прочего ходового продуктового товара. С ростом спроса и развитием торгояпи расширялись и подземные закрома.
Случались и казусы: то в соседний подвал при проходке упрутся (или дыру из любопытства пробьют), то копают мелко, — кирпичные своды под проезжей частью улиц и площадей со временем от вибрации расшатывались и проваливались (когда сами, а когда и под конкой, трамваем или авто). Череда обвалов пришлась на 1911-1913 годы, лет через пять после того, как в Харькове пустили трамвай. И случались они в оживленных об-щественно-торговых местах — на Николаевской и Павловской площадях (ныне Конституции и Розы Люксембург).
Для расследования «безобразий» создали компетентную комиссию из инженеров, архитекторов, ученых и чиновников городской управы. Комиссия констатировала, что во всех случаях провалы вели в ходы, проходившие в 5-6 метрах от поверхности (ширина ходов — 2, иногда — 3 метра, свод и стены были однотипно выложены красным кирпичом). 5-6 метров — это и есть глубина «залегания» домовых подвалов, находившихся не под первым, а под цокольным этажом. От них-то ходы и ответвления и тянулись.
Похожий случай произошел после освобождения Харькова в августе 1943 г. При разборке руин в районе Дворца пионеров (бывшего Дворянского собрания на Николаевской площади) группа рабочих, раскурочив в подвале полуразрушенную стену, наткнулась на винный погреб. Как оказалось, не пустой. Наслаждаться мадерой и хересом дореволюционного разлива счастливчикам пришлось недолго: к концу недели тайна заветного погребка начальством и милицией была раскрыта.
Характерно, что ни «крамольники» конца XIX века (народовольцы и чернопередельцы, позиции которых в Харькове были сильны), ни большевики начала XX века сеть подземных ходов в борьбе с режимом не использовали. Под тайники и подпольные типографии они оборудовали обычные подвалы, погреба и кладбищенские склепы. Обошлись без «катакомб» и харьковские уголовники, предпочитавшие выкапывать свои пещеры-«схроны» в обрывистых берегах рек.
К началу 1930-х годов советской милицией и сотрудниками ВЧК-ГПУ-ОГПУ все доступные провалы, подвалы, ходы и склепы от бандитских «малин» и остатков петлюровской, эсеровской и троцкистской «контры» были очищены. По-иному не могло и быть.
Руководство города дела минувших дней и псевдонаучные споры в эпоху «сталинского рывка» не интересовали. Подход был практическим: если что-то есть и его можно использовать, то это надо делать. О старых ходах помнили, хотя истинной их сущности и ценности никогда не преувеличивали.
С образованием в 1939 году военных отделов обкома, горкома и райкомов работа по подготовке харьковских подземелий к приближавшейся войне заметно усилилась. Легенд о том времени ходит не меньше, чем о подвалах купцов-миллионщиков и об убежищах местных бандитских авторитетов. Романтикам и фантазерам грезятся затаившиеся во мраке лабиринтов вооруженные до зубов спец команды НКВД в серых прорезиненных плащах и противогазах, готовые ринуться в тыл врага на помощь восставшему германскому пролетариату. Да что там ходы и команды? Безудержный полет фантазии породил легенду о проложенных в недрах Харькова тоннелях для переброски советских танков! Куда и зачем? А какая разница? Главное, что Одесса, Аджимушкай, Лондон и Париж на этом фоне просто зеленеют от зависти.
В действительности все было прозаичнее, а слухи об участии НКВД в жизни харьковских подземелий являются преувеличенными. Находившийся в подчинении «органов» городской штаб Местной противовоздушной обороны (МПВО) попросту активизировал в те годы строительство и оборудование газо- и бомбоубежищ на предприятиях, в школах и жилых домах старых районов. В новостройках такой необходимости не было: с конца 1920-х годов их проекты изначально включали в себя убежища с усиленными перекрытиями, вентиляцией и стальными дверями. Укрытия, находящиеся под зданиями Госпрома и Дома проектов (ныне — Национальный университет им. В.Н. Каразина), вмещавшие по несколько тысяч людей, впечатляют и сегодня.
Весной-летом 1940 года главный инженер штаба МПВО майор Грач подыскивал объекты для включения в план строительства убежищ на 1941 год. Осмотрев подвалы Успенского собора, занятого под городской радиоузел, он обратил внимание на небольшую надгробную часовню, располагавшуюся у ограды собора со стороны Уфимского переулка. Точнее — на осевший подле нее грунт. Майор был человеком дотошным (не зря же МПВО было структурой НКВД!) и в часовню заглянул. Посреди разбитого цементного пола он обнаружил вертикальный колодец, под которым на привычной глубине 5-6 метров находился «подземный ход, стены и свод которого были выложены большими и добротными красными кирпичами». Об «открытии» Грач доложил начальнику штаба МПВО майору Л. Гильману и информировал председателя горисполкома и 1-го секретаря горкома КП(б)У.
Находку обследовали. Ходов под колодцем оказалось два. Один шел строго по прямой и через 30 метров упирался в кирпичную стену. Второй уходил вправо под углом 50 градусов с уклоном вниз и уже на 8-м метре упирался в перегородку. Обе перемычки были сравнительно новыми (это определили по типу кирпича и кладки). На этом разведку участка прекратили, запланировав к оборудованию под бомбоубежище в 1941 году.
Дальнейшие коррективы в судьбу подземелий внесла Великая Отечественная война.
На 25-й день боевых действий Харьковщина оказалась в зоне досягаемости вражеской авиации. «16 июля над Харьковом появился первый немецкий самолет-разведчик. Покружил над городом и улетел. В тот же день мы обсудили мероприятия на случай бомбежки. Убежищ явно не хватало. Следовало форсировать переоборудование подвалов, но для больших масс людей недостаточно было и этого. По примеру Киева мы начали рыть щели во дворах и скверах», — вспоминал секретарь горкома В.А. Рыбалов.
Первая воздушная бомбардировка вечером 27 июля застала город врасплох. Немцев прозевали. Дежуривший по горкому партии Н.И. Клименко услыхал непривычный гул моторов, выглянул в окно и увидел 6 бомбардировщиков, летевших с северо-запада, со стороны здания Госпрома. С криком «Самолеты!» он помчался в кабинет секретаря горкома В.М. Чураева. Воздушную тревогу объявили в разгар бомбежки, но жертв и разрушений тогда не было: бомбы упали на городское кладбище на улице Пушкинской. Немцы явно метили в авиазавод, но промахнулись.
22 августа Харьков подвергся первому ночному авианалету. На этот раз целью стали жилые кварталы в центре города — попадания зажигательных бомб получили Дом Красной Армии, библиотека университета, гостиницы «Красная» и «Астория», здания по переулкам Короленко, Плетневскому, Подольскому. «31 августа девятка бомбардировщиков совершила второй ночной налет на центр Харькова. Сбросив осветительные бомбы, фашисты сделали три захода, обрушив фугаски на район городской электростанции на Красношкольной набережной. Электростанция не пострадала. Часть бомб упала рядом с ней в реку Харьков, а основная масса накрыла жилые дома на набережной, улице Руставели, в переулке Короленко и на проспекте Сталина (ныне Московский). Было разбито до двух десятков зданий и два кинотеатра. Почти вся левая сторона проспекта от площади Тевелева (ныне Конституции) до Харьковского моста была сметена бомбами: из 17 домов остались 6. Жертв оказалось много. По установившейся практике работники горкома тотчас выехали к местам бомбежки. Мне выпало ехать на проспект Сталина. Картина была жуткой. На месте небольших старинных домиков лежали бесформенные груды развалин, из которых бойцы МПВО при свете факелов извлекали изувеченные тела. Трупы укладывали здесь же, на тротуаре, а раненых грузили в машины скорой помощи. Без содрогания смотреть на происходившее было невозможно», — с горечью вспоминал В.А. Рыбалов
Стремясь использовать все возможности для защиты населения от воздушного и химического нападения, руководство города вело активный поиск новых путей и резервов. Вспомнили и о харьковских «катакомбах».
Предложения об использовании старых подземелий начали поступать еще в июле 1941 года. По мнению специалистов Горного научного инженерно-технического общества, территория плотной застройки в Кагановичском (ныне — Киевском) и Дзержинском районах была до предела покрыта асфальтом, камнем и цементом. Рыть щели было практически негде. Оставались погреба, не являвшиеся надежными и вместительными укрытиями. В отличие от них, «катакомбы представляют собою почти готовые убежища. Глубина — 7-8 метров, притом проходят они под зданиями значительной высоты. Полагаем, что такое убежище может обеспечить защиту от снаряда среднего калибра». Многим это показалось преждевременным. По признанию В.М. Чураева, инициатива не была вовремя оценена и начала реализовываться только в августе, с рядом упущений и неувязок.
10 сентября 1941 года бюро горкома КП(б)У под председательством того же Чураева констатировало: «Работа по восстановлению и оборудованию подземных ходов под бомбоубежища проходит неудовлетворительно. Кагановичский райисполком и его райкомхоз не руководят этим важным мероприятием, не обеспечили его рабочей силой, материалами, инструментом и транспортом. Также неудовлетворительно поставлены работы по дальнейшему выявлению новых точек, могущих быть использованными под бомбоубежища».
Утверждения были не голословными. В районах Ленинском (Холодная и Лысая Гора, Ивановка, Южный вокзал) и Краснозаводском (Конный рынок) подземные сооружения остались не разысканными. В Дзержинском их выявили 7, но реально оборудовали под «катакомбные убежища» только 2 (на 2 тысяч человек), которые Чураев осмотрел лично. На остальных 5-ти (на 5 тысяч) в одну смену трудилось всего 100 рабочих («Почему не 300 и нее две смены?» — резонно вопрошал Чураев). В Ка-гановичском районе ходов обнаружили 4 (на 5 тысяч человек): в переулке Короленко, возле аэроклуба, типографии им. Фрунзе и института микробиологии, вакцин и сывороток им. Мечникова, из которых к 10 сентября не восстановили ни одного. По словам майора Грача, там было задействовано всего 20-30 рабочих, а в переулке Короленко «работали одним ведром». Председателю Кагановичского райисполкома Самсону Кацу больше всех за эти недоработки и досталось. Завершить оборудование всех четырех ходов велено было в 10 дней — под личную ответственность Каца и секретаря райкома Бориса Коваля.
Тогда же по указанию горкома вскрыли и перегородки подземелий, обнаруженных в 1940 году у Успенского собора. Длинный ход привел в подвальное помещение Горсовета (бывшее здание Городской управы, построенное в 1885 году и реконструированное в 1931-1932 годах). За стеной второго оказался подвал винного погреба в Уфимском переулке. При дальнейшей разведке обнаружили ход, тянувшийся от собора через улицу — в сторону Дома
Красной Армии. Из них в качестве убежищ использовали лишь те, что находились под зданием Горсовета: в них укрывались сотрудники и посетители, а часовня служила запасным выходом.
В дополнение к «катакомбам» в районах, имевших природные склоны, планировалось построить «5 бомбоубежищ тоннельного типа на 15-20 тыс. чел.: 2-е Дзержинском районе (спуск Пассионарии — на 2970 чел., проспект Ленина — на 3600), 2-е Кагановичском (Белгородскийспуск — на 3400, ул. Девичья — на 2200 чел.), 1 — в Ленинском (ул. Муранова — на 2770 чел.)». Проект был затратным и требовал 1,5 миллиона рублей (вопрос об их выделении обком ставил перед ЦК и СНК Украины), 2 тысячи кубометров леса и до 1 тысячи рабочих. Лес для убежищ предполагалось доставить по железной дороге из Чугуева и Мерефы. Но к 10 сентября «районы совершенно не приступили к работам по строительству бомбоубежищ тоннельного типа, несмотря на имеющуюся возможность».
Планам этим сбыться было не суждено. Стремительно приближавшийся фронт ставил перед городскими властями новые неотложные задачи. Уже 15 сентября придется начать полномасштабную эвакуацию сельскохозяйственных и промышленных предприятий области. 19 сентября немцы займут Полтаву. А 20-го — ворвутся на территорию Харьковской области, сходу захватив райцентр Красноград. В тот день войска Харьковского гарнизона будут подняты по тревоге и займут оборону на окраинах города. Все трудоспособное население горком направит туда же — на рытье окопов и противотанковых рвов, постройку огневых точек и баррикад. Расчищать злосчастные «катакомбы» будет уже некому. А постановление Харьковского горкома КП(б)У от 10 сентября 1941 года так и останется единственным документом, свидетельствующим о попытке использования подземелий в военных целях.